- Во-первых, в Москву я уезжаю всего на несколько дней, а, во-вторых…

- А, во-вторых, - перебила я его, - у каждого из нас своя жизнь. И не знаю, как ты, а я живу не одна. Не хочу чувствовать себя последней… гадиной. Я и без того сегодня натворила разных глупостей, - вздохнула я, окончательно расстроившись.

Андрей смотрел на меня, он явно был не согласен с моими словами, с моими выводами, но я знала, что я права. Да, сегодня вечером я ему понравилась. Судьба неожиданно нас столкнула, мы разговорились, разоткровенничались, излишне, как я считаю, позволив себе выпить и расслабиться, и у нас с Андреем Романовичем даже зашло дальше слов, но я не молодая фантазёрка, чтобы подумать, что это что-то значит. Подурачились и хватит. Мне и так придётся смотреть Вовке в глаза, и как-то справляться с угрызениями совести и с пониманием того, что с моей моралью всё-таки что-то не так. Как выяснилось.

Андрей улыбался, с сожалением и капелькой снисходительности. Не знаю, что он думал обо мне в этот момент, но я всячески убеждала себя, что мне всё равно.

- Хорошо, - в конце концов, произнёс он, - как скажешь. – Отступил от меня на шаг, но прежде чем я успела вздохнуть с облегчением, шагнул обратно, наклонился ко мне и сказал: - Но ты всё равно мне нравишься. Ты чудная.

Если вы не поняли, то он совсем не чудом небесным меня назвал, а именно странной особой. И как я должна была это воспринять? И в чём, интересно, мои чудинки выражаются?

Я его от себя оттолкнула, а он рассмеялся. Затем протянул руку и запустил пальцы в мои волосы, но этот жест уже никаким соблазном не отдавал. Он почесал меня по холке, как кошку. И, по всей видимости, был уверен, что мне приятно. А я растерялась от неожиданности, поэтому и не воспротивилась.

- Приеду в среду или в четверг, - сообщил он совсем другим тоном. Подмигнул. – Номер мой у тебя есть, звони, если понадоблюсь.

Не буду, не буду звонить. Только если на фабрике пожар случится. И то, если не по моей вине.

- Пока, рыжик.

Рыжик. Никто и никогда не называл меня рыжиком.

Я наблюдала за тем, как Андрей садится обратно в такси, и машина отъезжает от моего подъезда. Я наблюдала за этим на пару секунд дольше, чем было нужно, поняла, что со стороны, наверное, выгляжу жалкой, и поспешила к подъезду. На четвёртый этаж я поднималась непривычно медленно. Не потому, что устала, не потому, что было тяжело, просто спешить мне было некуда. Поднималась по ступенькам и вспоминала весь вечер целиком, и то, как Андрей несколько минут назад назвал меня рыжиком. Из его уст это не показалось мне обидным. Хотя, я всегда сердилась, когда люди воспринимали меня именно, как рыжую. Вы же знаете, что к рыжим у людей почему-то особое отношение. Кто-то умиляется, а кто-то отпускает шуточки. Мол, «рыжий, рыжий, конопатый». Я никогда не была конопатой, да и оттенок моих волос нельзя было назвать оранжевым или морковным, поэтому истинно рыжей я себя не считала. Оттенок моих волос скорее напоминал каштановый цвет. Этим мы с сестрой были схожи. С детства старалась всем доказать, что я не рыжая, что у меня нормальный цвет волос, какой-то другой, но не рыжий. И из-за моей настойчивости и решительности, никто ко мне с шуточками и прозвищами не лез, а Андрей Романович впервые за много лет назвал меня «рыжиком», и я почему-то не обиделась.

Войдя в квартиру, я остановилась перед зеркалом в прихожей, и посмотрела на себя. Зрелище ещё то, как будто я, на самом деле, вернулась от любовника, и любовная горячка меня ещё не отпустила. Волосы взъерошены, глаза лихорадочно горят, а губы припухли от поцелуев, никакого следа губной помады. Я прижала к губам пальцы, гадая, что мне теперь с этими воспоминаниями делать. Считается поцелуй с другим мужчиной – изменой? Наверное, да, если тебе понравилось. А мне понравилось.

- Порочная женщина, - сказала я своему отражению, но особого эффекта эти слова не возымели, особой вины я за собой не чувствовала. Оставалось надеяться, что почувствую, когда окончательно протрезвею и пойму, что едва не сотворила.

Вовка явился под утро. Я спала, правда, перед этим больше часа провертевшись с боку на бок. Всё думала, что скажу человеку, с которым, вроде как, собираюсь связать жизнь, когда он вернётся и посмотрит на меня. Я ожидала взрыва эмоций, от себя, конечно. Вряд ли мне хватит смелости рассказать Вовке правду, придётся мучиться угрызениями совести наедине с собой. Но когда Вова появился дома, то на меня даже не взглянул. Он был пьян, едва ли не на автопилоте добрался до постели, кое-как разделся и буквально рухнул на кровать. Кажется, даже не озаботился тем, рядом я или нет. От него пахло алкоголем, сценическим дымом и чужими духами. Он перекатился на спину и захрапел. А я…

А я, от слабости своей, подумала о том, как бы прошла эта ночь, согласись я поехать с Андреем. От острого и волнующего понимания, как бы прошла эта ночь, я вздохнула, затем зажмурилась, даже поморщилась от негодования на саму себя. Повернулась к Вовке спиной и приказала себе спать.

Ни о какой утренней пробежке речи не шло…

С понедельника формально у меня начался отпуск, но я вместо отдыха отправилась на новое место работы. Как оказалось, для меня подготовили небольшой кабинет, его расчистили от лишних бумаг и мебели, поставили компьютер и подключили интернет. Из всех сотрудников в офисе фабрики постоянно присутствовали лишь пара человек. Помощник-секретарь и заведующий складом. Каждый был занят на своём месте, моему появлению даже обрадовались и сказали, что теперь веселее будет. Отчего им станет веселее, я не поняла, но бодро улыбнулась. А секретарша, пухленькая брюнетка в ярком красном платье, звали её Наташа, стала забегать ко мне на чай. Точнее, каждые пару часов приглашала в свой кабинет, на чай с печеньем и конфетами. Скажем честно, работа у неё была завидная. Особой нагрузки не было, а до появления Андрея Романовича, она, наверное, чувствовала себя полноправной хозяйкой. Они с Петром Алексеевичем, завскладом, чаёвничали и вели долгие разговоры, то между собой, то по телефону с родственниками и знакомыми. Понятно, что от вернувшегося начальства и восстановления фабрики ждали перемен, и не обнадёживали себя перспективой продолжения спокойного существования.

- Приехал, столько бумаг на меня свалил, - вздыхала Наташа. Ей было тридцать пять, несколько лет назад она развелась, жила вдвоём с сыном в ипотечной квартире, и ждала рыцаря, который покорит её каким-нибудь героическим поступком. Всё это я узнала от неё самой в самый первый день работы. – Теперь работы прибавится, наверное.

- Думаю, существенно, - подогрела я её подозрения.

Наташа вздёрнула идеально подкрашенные бровки.

- Да? Ты знаешь точно?

Я посмеялась.

- Наташ, разве плохо, если здесь появится кто-то кроме Петра Алексеевича? Тебе станет интереснее ходить на работу.

- Меня моя работа устраивает. Никто на нервы не действует и кулаком по столу не стучит. Я всё делаю вовремя, почту перенаправляю, заявки составляю… Не люблю, когда за мной следят и указывают.